Пьеса «Майер_link: то, что я хотела сказать об этом»

« Майер_link: то, что я хотела сказать об этом »

пьеса в 3-х сценах, с линками

•Текст с интернет-линками в рамках авторского проекта «Виртуальный театр»•

* Link :

______________________

– звено, связь, соединение, узы (англ.)

– левый, обманный, обманчивый (немецк.)

______________________

Д е й с т в у ю щ и е л и ц а :

Марина– молодая женщина 20-22 лет.

Родион– её муж, ему чуть за 30.

Миша– брат-двойняшка Марины.

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Комната в городской квартире.

В центре – раздвинутый диван-кровать, развёрнутый лежанкой к зрительному залу; рядом – сервировочный столик на колёсиках, на нём пустой стакан, в углу стул, со спинки которого свисает женский халатик.

Слева – дверь в коридор, справа – распахнутое окно, на подоконнике – свеча.

* В любой части сцены может быть размещён экран, не являющийся частью интерьера, который дублирует изображения на мониторе ноутбука.

Лето, август, поздний вечер, в комнате темно.

Р о д и о н , в трусах и широкой майке, спит на диване.

М а р и н а , на последнем месяце беременности, в длинной рубашке без рукавов, полулежит рядом; потом медленно встаёт, подходит к окну, дышит с наслаждением; ходит по комнате, держась за поясницу; возвращается к окну.

Марина (глядя в небо, тихонько). Редеет облаков летучая гряда… Звезда печальная, вечерняя звезда… (Вздыхает.) Звезда печальная… звезда вечерняя…

(Садится на край дивана бочком, болтает ногами.)

Звезда морей…

Родион (сквозь сон). Чего, Марин?

Марина. Звезда морей, говорю. Stella Maris…

Родион. А-а-а… (Опять засыпает.)

Марина. Стелла, стелла марис, морская, как я. (Произносит тихо, протяжно.) Мари-и-ина-а-а… Как ветер над морем – помнишь? И волны – набегают-убегают, набегают-убегают… шшш, шшш... Мари-и-ишшша-а-а... (Прислушивается к себе. Мужу.) Скорее всего, у меня родится русалка. Слышишь, Родь? Маленькая такая русалка. Русалочка…

Родион (сквозь сон, угрюмо). Чего?

Марина. Русалочка, говорю – малышка с рыбьим хвостом. Вместо ножек.

Родион (сонно). Марин, что за бред, а? (Поворачивается на другой бок.)

Марина. Не бред, а наследственность. Гены. От морской матери.

Родион (не открывая глаз). Какой матери, чёрт?

Марина. От своей матери, от меня. И не ругайся при малышке.

Родион. Она ещё не слышит. (Приоткрывает один глаз.) А почему – она? У нас точно будет парень.

Марина. Проснись, папочка! У нас будет двойня, забыл? (Поглаживает свой живот.) И почему – будет? Она уже есть.

Родион. Значит – два парня.

Марина (смеясь). Зачем тебе два, жадина? Всё будет по-честному: один мальчик – и одна девочка. С рыбьим хвостом.

Родион. Бред. Полный бред. (Зевает.) И зря ты отказалась узнать результаты УЗИ! Я тебе говорил, я тебя просил! Сейчас бы точно уже всё знали.

Марина. Ну и было бы неинтересно. Рождение – это тайна, тайна тайн… Зачем забегать вперёд?

Родион. Ну ладно… (зевает) скоро и так узнаем…

Марина. Знаешь, Родь, там, у врача – ну, в очереди – все эти будущие мамочки сидят и обсуждают: кто розовенькое купил, кто голубенькое, у кого коляска такая, а у кого – сякая. Одни тряпки и куклы в головах, как будто они у кассы в супермаркете в очереди стоят с выбранным товаром. Только очередь длиннючая – целых девять месяцев…

Родион (сонно). А что тут такого, Марин, не понимаю? (Зевает, бормочет.) Ну обсуждают, ну розовенькое… Нормальный подход, заботятся заранее… как могут… чтобы всё было, чтобы не шариться потом по ларькам с выпученными глазами.

Марина. Да, как могут… Скажи, Родь, а почему, если забота – так это сразу вещи, шмотки, тряпки, еда. Если успех – так сразу деньги, и те же тряпки… короче, опять вещи и вещи. И благополучие – это всегда почему-то какое-то сытое шмоточное благополучие.

Родион. Люди как люди. Чего ты от них хочешь? Что, им голодать, что ли?

Марина. Да нет, ничего не хочу… Просто скучно с ними, Родь. Если бы эти мамаши обсуждали, какие песенки собираются петь своим малышам, какие сказки рассказывать… Мечтали бы, где будут с ними гулять, что им показывать. Ведь столько интересного можно будет им показать! Столько всяких чудес в мире, о которых они ещё не знают – представляешь? Нет, ну ты представляешь? Я когда об этом думаю... мне так радостно, что даже спать не могу.

Родион (сонно). Представляю, угу… А ты спи, Маринк …. (Закрывает глаза и потягивается.) Чудес-чудес… тут кроме чудес ещё всякого хватает, в мире этом… Лучше спи. И мне дай поспать, а? Я сегодня устал, как сто чертей.

Марина. Не ругайся при малышах, Родион-родитель! Ещё успеешь выспаться, куда тебе спешить? Целый отпуск впереди, целых четыре неделищи!

Родион (ворчливо). Это потом отпуск, это потом всё … а сейчас – только спать... спать… (Бормочет.) День был – кошмар, жуть… башка с утра трещала… жарень бешеная, асфальт под ногами чавкал… потом отвальная ещё, пива насосались… тёплого… бррр… (ёжится) Спать… И ты спи. Тебе много спать нужно… (зевает) много спать, силы беречь...

Марина. А я не могу. Не заснуть – и всё. (Прислушивается к себе.) И дети спят, и ты спишь. А я не могу…

Родион (с закрытыми глазами). А ты через не могу, по-взрослому. Вырабатывай волю. Надо – значит надо, как отрезала: «Надо спать!» И спишь. (Сопит в полусне.)

Марина. Попробую… по-взрослому.

Марина вертится, пытаясь улечься поудобнее, то так, то – эдак.

Нет, не могу… ничего не выходит… (Садится.)

Родион (бормочет). А ты музыку послушай, чего-нибудь в уме посчитай.... козлов там… или деньги… (Зевает.) Считать – оч помогает, оч…. (Опять сопит и дремлет.)

Марина. Попробую, Родечка, попробую…

Родион (сквозь сон, морщась). Не, Марин, не... только не Родечка, что за... я же просил… (Засыпает.)

Марина. Прости, Родечка... ой! Вырвалось… (скороговоркой) не буду-не буду-не буду...

Марина достаёт из-под подушки плеер, вставляет в уши крошечные наушники.

Звучит очень тихая музыка, похожая на плеск воды.

Марина, чуть покачиваясь, бормочет про себя, как стихи.

Море волнуется – раз, море волнуется – два…

Стелла, Стелла Марис, звёздочка моя…

Звёздочка вечерняя, звёздочка морская…

Мари-и-ия…

(Снимает наушники.)

Мария Вечора… (Пауза. Мужу.) Знаешь, Родь, я недавно наткнулась… ой, только не ругайся, ладно? Обещаешь? Ну, да – ну, в интернете, конечно, где же ещё… Такая удивительная история, жутко печальная, знаешь, жутко… печальная… И странная. Прочла, потом долго сидела, точно оглашенная... или оглушённая… не могла шевельнуться, всё думала... (Слегка тормошит мужа.) Хочешь, расскажу? Хочешь? А, Родь? А? Хочешь, да?

Родион (во сне). Ммм… ммм… (Приоткрывая один глаз.) Что, прямо сейчас?!

Марина. Угу.

Родион (сонно). Ладно, валяй... ведь ты упёртая, не отстанешь... только покороче. (Дремлет.)

Марина встаёт, берёт на подоконнике свечу, возвращается с ней к дивану.

Марина (садясь). Тогда слушай. (Зажигает свечу и ставит её на столик.) Это про Майерлинг. Про Марию.

И про Рудольфа.

Родион (резко открывая глаза). Рудольфа? Какого Рудольфа, чёрт, среди ночи?!

Марина. Принца. Принца Рудольфа. Они покончили с собой. Вдвоём, вместе, понимаешь? Заранее всё задумали, подготовились… и день тайно назначили. И ждали этого дня с нетерпением, дождаться не могли… как праздника…

Родион (глядя в потолок). Они чего, свихнутые были?

Марина. Почему – свихнутые, Родь, почему? Ну что ты так сразу? Они любили друг друга так, понимаешь… так… очень сильно любили. Потому и решили больше не жить – уйти вдвоём. Сами так решили.

Родион. Решили – потому?! Почему это – потому, не врубаюсь?

Марина (задумываясь). Этого, в общем-то, никто и не знает, совсем никто. (Откидывается на подушку.) Никто ничего не знает, никто ничего так и не понял… Это тайна, понимаешь, Родь? Самая-пресамая настоящая тайна. И теперь никто никогда ничего не узнает. Никогда, понимаешь? Потрясающе! (Пауза.) Это было давно, в прошлом веке… Нет-нет – в позапрошлом уже! Он подарил Марии кольцо, и она носила его потом на шее, на цепочке, это кольцо. Кольцо с особой надписью, зашифрованной. Там было написано «Любовью соединены на смерть». «Н`асмерть» или «на смерть»? – не знаю, но так и было написано. Только по-немецки... так красиво… (Пауза.) И они решились на смерть вдвоём…

Родион (раздражённо). Не понимаю – чего красивого-то? Два самоубийцы каких-то ненормальных. Они чего, отравились?

Марина. Нет. Принц их застрелил. Её застрелил, Марию, а потом – себя.

Родион. Нифига се, Марин – самоубийство: застрелил! Это убийство, без вопросов.

Марина. Почему? Они так договорились, она сама так решила – умереть, это был её выбор. Только выстрелить попросила его. Может, она стрелять не умела? Я же не умею… Или боялась промахнуться. Или просто – боялась... это же так понятно. Она совсем юная была, ей и восемнадцати ещё не было, хоть и выглядела старше… А он – взрослый человек, опытный – и давно женат.

(Пауза.) Она его попросила – и он прострелил ей голову.

Родион (произносит по слогам). Го-ло-ву?! Вот девчонка безмозглая, дура – голову! А у него где мозги были, у взрослого человека, такие просьбы выполнять?!

Марина. Он же сам это всё и придумал, принц Рудольф. (Мечтательно.) Он давно искал себе пару – чтобы улететь вдвоём… знаешь, как лебеди, как свободные птицы…

Родион. Куда – улететь? Куда, Марин?! Что ты несёшь, что? О чём ты, вообще, по ночам бредишь? Спала бы лучше. И мне не мешала. О детях подумай, мамочка: нужны им сейчас такие твои мысли? Нужны, а? (Пауза. Мягче.) И, вообще, врачиха не велела тебе у компа торчать. Сколько тебе говорить? Сколько?!

Марина. Ну, Родь, я немножечко… У меня сейчас рисовать не получается, ну совсем не выходит… и я в компе картинки красивые смотрела. Мне сейчас красивое нужно, много красивого. Море красивого! А тут имя удивительное попалось – Мария Вечора… как море на закате. Я сначала наткнулась на картинку, потом на фото, потом читать стала… (виновато) и было уже не оторваться…

Пауза. Марина берёт со столика пустой стакан, заглядывает в него.

(Просительно, поглаживая живот.) Родь, а мы пить хотим.

Родион. Ладно, сейчас… (потягивается и нарочито ворчит) сейчас принесу, водохлёбы, не напасёшься на вас, ходи и ходи… (Зажигает лампу в изголовье, встаёт.) Вам чего, сока, что ли?

Марина (протягивая стакан). Сока, ага. Яблочного, ага?

Родион кивает и выходит.

В коридоре стук, шорох, шаги, негромкие голоса.

В дверь просовывается голова М и ш и .

Миша . Салют, Маринк!

Марина (ворочаясь). Салют, Мишук!

Миша (входя, строго). Чё не спишь, сестра? Поздно уже.

Марина. А ты? Ты же не спишь?

Миша . А я только что ввалился. (Потирая руки.) Родче сейчас нам снотворного кофейку сбацает!

Марина (завистливо). Ууу, кофе вам! А мне нельзя.

Миша . Брось ты, Маринк! Один разочек можно. Один прощальный разик, а потом завяжешь.

Марина. Не, нельзя: я и так не сплю третью ночь. (Мстительно.) И вы после кофе потом не заснёте.

Миша . Заснём. Забыла? я после кофе сплю как убитый. И ты спи. (Усаживаясь на край дивана). Скоро тебе?

Марина. Скоро. Врачиха говорит – в течение недели. Мне кажется – я не дождусь. Тяжело, устала… (Кладёт голову ему на плечо.) Я боюсь, Мишук… Сразу двойня, всё-таки. Страшно…

Миша . Мы с тобой – тоже двойня. И чё? (Скорчив придурковатую гримасу.) И ничего, и ничего, и ничего... (Хохочет.) Не боись, сестричк, всё у нас будет о'кей! Двадцать первый век, медицина ушла далеко вперёд!

Марина. Ушла-ушла… только нас подождать забыла. Двадцать первый век, ага! И на роддоме надпись "Бесплатные роды – пятнадцать тыщ".

Миша . Иди ты! Значит, пятнадцать тыщ уже не деньги… А платные тогда сколько?

Марина. Платные – все тридцать.

Миша . Тоже юмор.

Марина. Обхохочешься. А ты где опять таскался? Отрывался по полной?

Миша . Какое там – отрывался, Маринк? С кем? И откуда на это мани у бедного студента? У Крота в общаге парились, комп лечили.

Марина. Жив?

Миша . Кто, комп? Ага, жив, куда он денется, железяка. Крот по порно-сайтам таскается, вирусов в сети нахватал, вот мы их и мочили. Мочили-мочили, мочили-мочили… (смеётся) зато комп пашет теперь, как Карлик Нос!

Марина (радостно). Карлик Нос! Ты помнишь, Мишук? (Смеются, затихают, молчат.) Старенькая книжка, мамина… Помнишь, там картинки какие были страшенные? У-у-у… (Пауза.) Знаешь, Мишук, была бы мама Ира тут, я бы не так боялась, честно. Но она только через месяц вернётся из своей экспедиции. Только Роде не говори ничего, он сам больше меня боится, я знаю… (Пауза.) Спина болит… Потри вот там… (Поворачивается на бок, дёргает плечом, Миша ощупывает плечо.) Ага, там, там, да… Только дырку не протри, тише, тише!

Миша трёт ей плечо и спину.

Хорошо…

Входит Родион с подносом, опускает его на диван.

На подносе две большие чашки кофе, стакан сока, бутерброды, печенье, яблоки.

Миша (тянет носом). Ооо! Свежий кофеинчик. (Хватает чашку, с хрюком отхлёбывает, жадно хватает то бутерброды, то печенье, говорит с набитым ртом.) У-у-у – кайф! Кофе – кайф! Еда – кайф!

Марина (с завистью принюхиваясь). Кофе…

Родион (Марине, протягивая стакан сока). А тебе только сок, наркоманка. Яблоки ешь.

Миша (Родиону). Пасиб, Родче, не дашь голодной родне загнуться. (Марине.) Повезло тебе, Маринк, с твоим мужем. И мне. (Хихикает.)

Родион. Вот и я говорю – повезло. (Пьёт кофе, роняет бутерброд, тянется за ним, плещет из чашки на одеяло.)

Марина (с улыбкой, любуясь Родионом.). А я разве спорю? Он – настоящий принц.

Родион (Марине, встряхивая край одеяла). Издеваешься, да? (Мише, ворчливо.) Читает, понимаешь, в компе всякую чушь, а потом по ночам спать не даёт, принцами, понимаешь, обзывается.

Миша (Марине). Чего читаешь, сестра? Сказки, что ли?

Родион. Ага, сказки. Сказочки. Про самоубийц.

Миша . Ну! Экстремалка!

Марина. Это не сказки, Миш, это настоящее. Это Майерлинг.

Миша (задумчиво). Майер-майер-майер…линк… Что-то я такое припоминаю… Это Гофман, да?

Марина. Не, ты, как всегда, всё перепутываешь! У Гофмана – «Майорат» называется. (Говорит страшным голосом, протягивая вперёд руки, как сомнамбула.) «Даниель, Даниель, что делаешь ты здесь в этот час?» (Шутливо пугая брата.) У-у-у... (Пауза.)

Миша . Жуть. Страх. Немецкая романтика. Уже начисто не помню, про что.

Родион (Марине). И твой Майерлинг – тоже немецкая романтика.

Марина. Нет, Майерлинг – это реально было, (Мише) это двойное самоубийство в Майерлинге: принц Рудольф и Мария Вечора.

Миша . Вечора-Вечора… Чё-то до боли знакомое… (хлопая себя по коленке). Вау! Вспомнил: я же кино про это смотрел! Только нудь сплошная, я на середине заснул. Там котяра этот старый играл… Кальмар Шериф.

Афиша фильма «Майерлинг» с Омаром Шарифом в роли Рудольфа

(Марине.) Только Марию твою там В`ечерой обзывали.

Марина. Какая разница, как обзывали? Мне Вечора больше нравится.

Миша . Короче, играла её там эта… супер-пупер-квази-мега-ретро блондинка – ну, людоедка которая…

Родион. Мерилин Монро?

Миша (Родиону). Не, ну ты чё, какая Монро? Монро не людоедка! Другая.

Марина. Знаю – это Катрин Денёв.

Миша . Точно, Катрин!

Родион. А. А почему – людоедка?

Миша (Родиону). Ну ты чё, Родче, «Голод» не смотрел? Родную историю нужно знать в лицо! Там, где она вампирша, кровью питалась вместе с Дэвидом Боуи?

Культовый же фильм. Ну ты отсталый, Родче…

Родион. А-а-а… Так это она…

Катрин Денёв в роли Марии в фильме «Майерлинг»

Марина. Она, красавица, она. Только слишком уж глянцевая – и непробиваемая, как наша школьная директриса. Какая из неё Мария Вечора?

Родион (Марине). Ты так говоришь, Марин, словно знакома была с этой Марией. Ты её видела хоть?

Марина. Марию Вечору? Видела конечно. Я много фотографий в сети нарыла. Она была красивая… только совсем другая… такая, я не знаю… страстная… Настоящий огонь внутри. Мне кажется – я её хорошо понимаю. Я её чувствую…

Родион. Угу-угу, вот-вот, вот именно! Вот именно понимания самоубийц тебе сейчас и не хватает, без пяти минут мамочка ты наша! (Пауза.) Нашла о чём думать вообще.

Миша (Марине). Я читал: женщине перед родами нужен чистый оптимизм. Ты должна думать только о позитивчике – о цветочках-ангелочках и цветных тряпочках.

Родион (Мише). Во-во, именно, молоток! (Марине). Сама же говорила: думай о красивом.

Марина. А я и думаю. Это же красиво, это прекрасно – такая любовь… Прекрасно – но и жутко. И не в кино, не в книжке напридумано – а в жизни, понимаете? Это живое.

Миша . Мёртвое уже.

Марина. И Мария – живая… красивая, смелая...

Миша . Мёртвая живая.

Родион. И глупая...

Марина (Родиону). Нет, ну почему сразу – глупая? Ты же ничего не знаешь о ней, о её жизни. Хочешь посмотреть на неё?

Родион. Всю жизнь мечтал, ага. Давайте спать, а?

Миша . Не, а чё? Давай глянем. (Сестре.) Валяй, Маринк, показывай.

Марина (Мише). Тогда тащи свой ящик.

Миша выходит.

Родион. Тебе вредно у компа торчать. Особенно по ночам. Я понимаю, я не в счёт… но детям же вредно!

Марина. Ну, я же немножечко, Родь! Мигом фотки глянем – и сразу спать.

Родион. Смотри у меня! Буду сечь поляну.

Марина. Ладно, не ворчи, строгий родитель!

Родион. Я очень строгий, очень. И детей буду воспитывать сурово.

Марина (гладит живот). Бедные вы мои детки… Что-то вас ждёт… Придётся нам с вами сбежать от этого тирана.

Родион (очень резко, бледнея). Попробуй только! Слышишь, Марин? (Хватает её за руку.) Только попробуй…

Марина (растерянно). Родь, ты что? Не пугай меня… (пытаясь улыбнуться) что ты вдруг… как Синяя Борода? Я ведь в шутку… куда я от тебя денусь.

Пауза.

Родион (опомнившись). Прости… прости, Марин. Только больше не шути так, слышишь? Никогда так не шути.

Марина. Хорошо-хорошо… я не думала, что…

Смотрят друг на друга молча.

Входит Миша с ноутбуком; не обращая на них внимания, устраивается в ногах дивана, кладёт ноутбук на колени, щёлкает клавишами.

Миша. Так… ну, Маринк, валяй, показывай…

Марина. Да, сейчас…

(Садится рядом с Мишей, стучит по клавиатуре.)

Мария Вечора. Или Вечера, как тебе больше нравится. Вот, смотрите… Вот она, Мария…

Родион влезает на диван, смотрит на монитор поверх голов Миши и Марины.

На мониторе – фотографии Марии Вечоры.

Всё, что герои видят на мониторе, воспроизводится на большом экране.

Вот. И вот…

Миша. Ничё так деушка, щекастая. Но для меня старовата.

Марина. Дурак, ей семнадцать всего.

Миша. А по виду не скажешь: смотрится как солидная тётка… Интересно, сколько в ней кэгэ чистого веса?

Родион. Раньше почему-то быстрее созревали.

Марина. Просто жили меньше, жизнь была короче.

Родион. А некоторым и этого казалось… слишком чересчур.

Родион и Миша переглядываются и хихикают.

Марина. Дураки! (Глядя на монитор.) Правда, она красивая, Мария Вечора?

Родион. Ну, так…

Миша. Во! Вспомнил, вспомнил, где слышал про Вечору!

(Сделав эффектную паузу, громко декламирует.)

«Вечор, ты помнишь, вьюга злилась…»

Родион хохочет, одобрительно хлопая Мишу по плечу.

Марина (смеясь, колотит Мишу маленькой подушкой). Я тебе покажу вьюгу, дурак! Болван, болван, болванчик китайский!

Родион (всё ещё смеясь). Супер!

Миша. Маринк, а знаешь? Ты сейчас на взбесившийся киндерсюрприз похожа.

Марина. Я тебе покажу киндерсюрприз!

Миша (Родиону). Родче, усмири её, она бешеная.

Родион (поглаживая жену по плечу). Тише, Марих! Тише…. Тебе нельзя.

Марина бросает подушку и затихает.

Марина. Вьюга… да… (Таинственным шёпотом.) А ведь они умерли как раз зимой – в январе. Представляете: зима, кругом лес, снег... старинный замок, охотничий, сплошь готический.

Внутри тихо, сумрачно, на лестницах гулко отдаются шаги… Ожидание, тягостное долгое ожидание… как в детстве, под новый год, когда праздника ждёшь, а день пустой такой… и время всё тянется, тянется… Вокруг замка темно… И никого, нигде никого…

Родион. Волки воют… (Воет.) У-у-у… у-у-у…

Миша (подвывая ему в тон). У-у-у-у-у…

Марина с недоумением смотрит на обоих.

Родион. Это волки воют. Мы тебе атмосферу создаём – чтобы страшнее.

Марина. Волки? Что ж, наверно и волки. Ведь Рудольф поехал на охоту. (Нажимает на клавиши.) Вот он, видите?

На экране появляется фото Рудольфа в мундире, потом – ещё одно.

Марина вслух читает надпись под картинкой.

«Кронпринц Рудольф, сын Франца Иосифа I и императрицы Елизаветы»…

Миша (Марине). Слушай, Маринк, так выходит, это его мать была та самая императрица? Ну имя дурацкое, помнишь, мы со смеху помирали – Сисси? Помнишь, в десятом классе, когда я с гриппом валялся, мы кино смотрели, такое старое, крашеное? Сладенький сериальчик?

Марина (вспоминая). Дааа… точно… Слушай, а мне и в голову не пришло. Сисси – это Элизабет! Как забавно, Миш! Как забавно всё вдруг сплелось. Обожаю такие совпадения! Да-да, тот старый фильм: целая куча детей у пивного немецкого папаши, и она – дочка, такая хорошенькая, резвушка…

(Пауза.) И это Сисси? Это у неё потом родился принц Рудольф?!

Родион. Неудивительно: что у мамаши имя, что у сыночка!

Миша (ехидно). Чем тебе не нравится имя Рудольф?

Родион. Ненавижу это имя! Слышать не могу.

Марина. Странно, а мне нравится. (Пауза.) Слушайте, как же интересно, когда вещи, вовсе несвязанные между собой, вдруг срастаются во что-то новое… Ну, как это забытое старое кино и история Марии Вечоры. И в голове – хлоп! Новая картина мира. Правда ведь? Правда?

Родион. Постойте, а я ведь тоже смотрел по телику про какую-то там Сисси, много серий. Про что – не помню, но она там была такая секси, эта Сисси: всё время вертела юбкой… а ещё скакала верхом и делала гимнастику. Ну, вместо фитнесса, для фигуры. А в конце её какой-то террорист прирезал.

Марина (растерянно). Не-е… В нашем сериале она осталась жива.

Миша. Это было какое-то другое кино.

Родион. Но Сисси-то ваша – та же?

Миша. Счас глянем… (Ищет в сети.) Сисси, Сиси… китайская императрица Цыси, не то…

Марина. А я такого сериала не видела… Значит, и мать Рудольфа тоже убили?

Родион. Ну и семейка!

Миша (не отрываясь от монитора). Габсбурги они были, одно слово. Вот!

(Скороговоркой.) …Амалия Евгения Елизавета, принцесса Баварская... ...домашнее прозвище «Зисси»... «Сисси» – русский вариант произношения… Ага, ну теперь всё понятно: это по-нашенски! (Продолжает читать.) Императрица Австрии... появилась на свет накануне Рождества в воскресение, что по преданию означает счастливую жизнь… э-э-э… умерла трагически: в 1898 году в Женеве была убита итальянским анархистом Луиджи Луччини…

Родион. Ничего себе – счастливая жизнь: сын – самоубийца, и саму прирезали среди бела дня… Счастье просто косяком!

Марина (бормочет). Что мы знаем о ней, что? Только она одна и знала, как это всё было с ней, как она жила… и что она чувствовала… Это была только её жизнь.

Миша (глядя на монитор). Представляете, он её ударил прямо в сердце, а она встала и продолжала идти.

Родион. Мёртвая?!

Миша. Наверно, ей казалось, что она ещё жива… Гляди-ка, тут пишут… нет, просто умора! – она думала, что это грабитель напал, чтобы сорвать с неё украшения… Сделала несколько шагов – а потом заметила на груди ранку. И тогда умерла.

Родион. Бред! Бред! Кто всё это пишет? Кто вообще может теперь знать, что она там полумёртвая думала?

Миша (кивает, продолжая поиск). А я о чём? Так-так-так… в общем, она ещё целый час жила, а потом… (Пауза.) Ага, вот! (Скороговоркой.) «Смерть жены потрясла императора…

Возможно, именно тогда он впервые понял своего сына, (торжествующе) принца Рудольфа, покончившего с собой в замке Майерлинг из-за невозможной любви…»

Родион (передёргиваясь). Жуткая семейка! Вырожденцы какие-то, мутанты! Да ну их всех к чертям! Давайте о чём-нибудь другом, а? О нашем, о родном? Может, мультик поглядим, что-нибудь прикольное, жизнеутверждающее? Давайте «Футураму»? Или «Симпсонов», а? А потом спать.

Марина (Родиону). Нет-нет, погоди, погоди! Ты ведь до сих пор не знаешь… я так и не рассказала вам, как всё это было…

Родион. Ты же говорила – никто не знает.

Марина. Никто не знает – почему. Но я читала – как… Мне надо, надо это вам рассказать! Это меня переполняет. Понимаете? Мне надо рассказать, иначе я лопну.

Глядя на неё, Миша хихикает, за ним – и Родион.

Марина хлопает их по головам подушкой.

И ничего смешного, дураки! Сами сейчас лопнете от глупости. (Встаёт, ходит по комнате.) Рудольф приехал в замок накануне, со своим приятелем, графом Хойосом – там, на фотке есть, таракан усатый!

И ещё с каким-то вторым, забыла его имя. Он взял друзей на охоту, но сам охотиться не пошёл – остался в замке… сказал, что горло болит...

Миша (улыбаясь ). Знакомая отмазка! Я тоже всегда так делал, чтобы школу промотать.

Родион ухмыляется.

Марина (продолжает). ...и потом там появилась Мария… но про Марию никто не знал. (Пауза.) И живой никто её в замке не видел…

Миша. Она что, уже мёртвая приехала?

Родион. Конечно! В их семейке – это запросто!

Марина (Мише). Дубина, ну почему мёртвая? Просто никто её не видел – она приехала тайно, понимаешь? Но подробностей никто не знает. Я даже где-то читала, что Рудольф её похитил из-под носа у родни и сам в замок привёз, в своей собственной карете. А той каретой правил кучер Братфиш… (Садится на стул в углу.)

Миша. Какой-какой брат? Рыбий брат?!

Родион (Мише). Почему – рыбий?

Миша (смеясь). Потому что! «Фиш» – это рыба! Братфиш, рыбий брат…

Марина. Никому он не брат, просто такая фамилия кучерская – Братфиш. Его потом Мария в своей предсмертной записке упомянула... Но это потом, не перебивайте, а то я собьюсь. (Вздыхает.) Они приехали в замок, и пока Рудольф с друзьями ужинал, Мария ждала его в спальне…

Родион. Мёртвая?!

Миша . А потом как набросится на него в темноте – и давай кровь сосать!

Марина (обиженно). Дураки! С вами невозможно, вы ничего не понимаете. Всё! Я больше не буду ничего рассказывать. (Встаёт, подходит к окну, дышит.)

Родион (облегчённо). И хорошо. И спать. И хватит об этом.

Миша . Не, Маринк, я так не согласен! Ты всё это затеяла. Чем кончилось-то? Валяй дальше, интересно же!

Марина (Мише). Дальше? (Родиону.) Дальше? А дурака валять не будете?

Миша кивает, Родион пожимает плечами.

Хорошо… Дальше. (Пауза. Говорит медленно, интригующе.) Рудольф тем вечером необыкновенно рано ушёл спать. А утром, тоже очень рано, вышел и сказал лакею, чтобы тот разбудил его ровно через час. И сам заперся в спальне. Лакей стучал, но ни через час, ни позже, Рудольф не отозвался. Дверь взломали – а там…

Миша. …все мёртвые в хлам!

Марина. Я же просила!

Родион (нервно). Хватит, Марин! Мне это надоело. Ну, и что особенного? Два трупака, два самоубийцы свихнутых. Чёрт знает, когда это было, чёрт знает, с кем… Телик включи – на любом канале тебе такого покажут…

Марина (продолжая). Рудольф и Мария лежали на кровати. Она была полностью одета, и с розой в руке. А Рудольф – рядом, и он был весь в крови…

Миша. А она?

Марина. Что – она?

Миша. Она тоже должна была быть в крови!

Марина. Не знаю… об этом нигде не слова.

Родион. Я же говорю: она мёртвая приехала. Она умерла раньше.

Марина. Возможно, в неё он стрелял удачнее… А сам… Чтобы прицелиться в себя, он держал в руке зеркало… Смотрел в зеркало – и…

Миша (неожиданно серьёзно). …бабах!

Пауза. Все молчат.

Марина. Я там, в статье, нашла такие странные стихи… не могу их забыть.

(Тихо читает по памяти.)

Как будто заснувший, лежит общий друг,

И на пол стекают из крови озера.

А в углу близ стены – вся упрек и испуг –

Мария Вечора…

Миша. Чьё это? Немецкая романтика?

Марина. Представь себе – наше, русское: это Велимир Хлебников. Похоже, его эта история тоже волновала…

Родион (Марине). А вот тебе волноваться вредно, забыла? Тебе нужно отдыхать. (Нарочито потягиваясь и нервно зевая.) Давайте все ляжем спать, а? Прямо сейчас. Забудем всю эту ерунду…

Миша (Марине). И это всё?

Родион. Наконец-то! Теперь – спать.

Марина (чуть помедлив). Нет, не всё. В том-то и дело, что это не всё… Я только сейчас поняла, что меня зацепило не это, а другое… другое. То есть, и это тоже – любовь, смерть, конечно, да. Но то… то, другое… оно совсем ужасное…

Родион. Господи, ещё-то что? Куда хуже-то?

Миша (потирая руки). Давай, Маринк, не тяни! Я страшное люблю, ты знаешь.

Марина. Я не знаю, как об этом… как, чтобы понятно… Понимаете… (Ищет слова. Мише, внезапно). Помнишь Лоскудрину Иванну?

Миша смотрит на сестру с недоумением.

Ну, страшенную ту Лоскудрину Иванну? Из Выборга?

Миша (вспоминая). А-а-а! Да-да-да, а как же! Ну-у-у! Жуть! Да.

Родион. Странное имя. Это ещё кто такая? Родственница?

Миша (с усмешкой). Ага, прямая родня! (Страшным голосом, делая Марине жуткую рожу.) Родная кровь…

Марина (Мише). Не дразнись! Я, например, её очень боялась…

Миша. Так и я боялся, Маринк, и я!

Марина (Мише, удивлённо). Ты?! Ты разве боялся?

Миша . А как же! Так боялся, что ноги тряслись. Только виду не показывал.

Марина. Вредина! А меня зачем тогда трусихой дразнил?

Миша (смеясь). Так ты и была трусиха.

Марина. А сам-то! А сам! (Шутливо колотит Мишу подушкой.) Вредина!

Миша (отмахиваясь). А-а-а, она опять сбесилась! Осторожно, люди, бешеный колобок! Родче, усмири её!

Родион (Марине). Тише, Марин, тише! Кончай беситься, тебе нельзя! Детям вредно!

Миша (Марине). Тебе нельзя! Нельзя! Вредно! Осторожно – дети! Аааа!

Марина бросает подушку и садится, пыхтя.

Марина (Мише, отдуваясь и грозя кулаком). Я тебе покажу! Я тебе покажу Лоскудрину Иванну! Вредина…

Родион. Чёрт, да кто такая эта ваша Лохудрина? Почему вы её боялись? Она вас била?

Миша . Не била, нет – хуже. (Пауза. Загадочно.) Она неживая была…

Родион (отстраняясь). Как?! Тоже мёртвая?! И у вас в родне те же штуки?

Миша . Да не, Родче. Она была не мёртвая. Она…

Марина (Мише.). Я очень боялась той двери. Всегда на цыпочках пробегала мимо… быстро-быстро… и сердце – бум-бум-бум!

Родион. Какой двери?

Миша . Это была дверь кладовки.

Марина (загадочно). Старой тёмной кладовки…

Родион. Это ваша… Иванна… Она у вас в кладовке мёртвая лежала?!

Марина (Родиону). Мёртвая? В кладовке? Как тебе такой кошмар мог в голову придти?

Родион. Ничего и не кошмар. Когда у нашей дачной хозяйки бабка умерла, её поздно вечером привезли и положили в сарай. Тихонько, чтобы дачников не напугать. А мы с ребятами подсмотрели… и потом всю ночь боялись. Я в третьем классе был: я с головой под одеялом прятался, и мне мерещилось, что за окном что-то белое пролетает.

Миша . Класс! Люблю такие истории.

Марина (Родиону). Нет, мы не о том. Лоскудрина Иванна, понимаешь… Я тебе сейчас её покажу. Сейчас, погоди…

(Схватив со стула халат, выходит быстро, почти бегом.)

Родион (вслед). Потише, помедленнее! Не скачи по дому! (Мише.) У неё что, фотка есть?

Миша (с хитринкой). Фотка? Ну… в общем, сам увидишь!

Пауза.

Родион. Слушай… я всё тебя спросить хотел. Пока нет Марины…

Миша . Ну валяй, спрашивай.

Родион. Скажи, ваша мама… Она ведь умерла?

Миша . А Мариха тебе что-нибудь рассказала?

Родион. Да ничего. Ничего не рассказала. Я сам догадался. Знаешь, запомнил кое-какие слова… её слова, твои слова; сопоставил полученную информацию…

Миша . Молоток! Просто Ниро Вульф. (Пауза.) Да, мама умерла когда нас с Марихой рожала. Диагноз – «врачебная халатность». Понимаешь, перестройка была, в стране всё кувырком, в медицине всё кувырком. Впрочем, а когда у нас не кувырком? (Пауза.) Короче, нас воспитала тётка Ира, мамина сестра. И наш папа потом на ней женился.

Родион. Так это её вы называете мамой?

Миша . Не мамой – мамой Ирой.

Родион. Ну теперь всё стало ясно. А то я путался. То слышу от Маринки – «это от мамы», «это было мамино» – точно о мёртвой. А то вдруг: «Мама Ира звонила, они с папой передают тебе привет!»

Миша . Маму мы называем мамой, а маму Иру – мамой Ирой. Всё просто.

Родион. Теперь понял.

Миша . Чего, Мариха тебе совсем ничего не рассказывала?

Родион. Нет. Видимо, ей не хотелось… А я и не пытал. Просто сказала, что родители в Америке, что второй год там работают. Мы к ним даже сначала поехать собирались, деньги копили. (Ласково.) А тут – дети наметились, как снег на голову…

Миша . Ты любишь детей, Родче?

Родион. Вообще? Не знаю, Миш, не думал об этом… А вот своих – уже люблю, дождаться их не могу. (Про себя.) И других… тех, что казались своими… (Осекается, заметив пристальный взгляд Миши.)

Миша . Вот и правильно, и люби. Для Маринки это важно… очень важно. А на каких это других ты намекаешь? А?

Родион. Неважно, забудь – всё в прошлом. Потом оказалось, что это вовсе не мои дети… там кончено.

Пауза.

Сзади, очень тихо, на цыпочках, вкрадывается Марина, что-то пряча за спиной.

Марина (страшным голосом). А вот и мы…

Родион и Миша резко оборачиваются.

Марина (что-то ужасное выхватывая из-за спины). Лоскудрина Иванна!

Родион и Миша вскрикивают одновременно.

Родион (испуганно отшатываясь). Господи…

Миша . А-а-а! (Падает на диван, на спину.)

Затемнение.

СЦЕНА ВТОРАЯ

Там же, те же.

Марина высоко держит на палке «Лоскудрину Иванну», некое подобие чучела:

к перевёрнутой вверх тормашками швабре подвешены плечики для одежды, на которых болтается просторный Маринин халат; на сам`ой щётке закреплена старая соломенная шляпа, примотанная платком; из-под платка клочками вытарчивает шваберная щетина.

Родион. Господи…

Миша (дурашливо). А-а-а! (Лёжа на спине, трясёт в воздухе ногами.)

Пауза.

Марина. Что, страшно? (Садится на край дивана, упирая шваберную палку в пол и любуясь чучелом.)

Родион (подходя к Марине и рассматривая чучело). Так вот вы о чём…

Миша (садясь). Ага! О том!

Марина. Понимаешь, нас каждое лето отправляли на дачу, к старой папиной тётке, под Выборг. У неё две внучки были, чуть постарше нас – Фаина и Раиса.

Миша . Ага, так их и звали – представляешь?! – Фая и Рая! Дичь такая! – реально, Файка и Райка! (Хохочет бешено.)

Марина. Они вредные были по-страшному! И им почему-то нравилось меня пугать. А я маленькая была, жуткая плакса, и я им верила. И вот однажды они позвали меня играть. Взяли с двух сторон за руки крепко-крепко, велели молчать и идти тихо, очень тихо. И повели в кладовку, тёмную-претёмную, я раньше там не бывала… А там… там… в углу…

Миша (выхватывая палку из руки Марины и размахивая чучелом, как хоругвью). Лоскудрина Иванна!

Родион. Да-а-а… Весёленькое у вас было детство…

Марина. Не смейся! Я так испугалась… ноги стали деревянные, шагу сделать не могла. Они с двух сторон шептали мне в уши, что эта Лоскудрина Иванна – настоящая ведьма, что она в кладовке живёт. И сейчас она спит, но по ночам выбирается наружу… а иногда – даже днём, если взрослых рядом нет и если её разбудят. Сами убежали, а я долго стояла в темноте, боялась дышать, боялась шевельнуться – боялась разбудить спящую ведьму…

Миша . Боялась-боялась! А потом сама меня туда затаскивала – помнишь? – посмотреть на ведьму.

Марина (кивая). Да. Я боялась идти одна, но меня туда тянуло, заманивало… Не знаю, наверно думать об этом и не знать, что там сейчас делается было страшнее, чем быть там, внутри… И однажды…

Миша . …ведьма шевельнулась!

Марина. Да! Мы завизжали, мы кинулись вон…

Миша . …и весь день просидели под чердачной лестницей. Тётка нас искала…

Марина. …а мы тряслись от страха… (Мише). Но ты говорил, что не боишься! Миша . Я боялся… честно, честно! Я очень боялся…

Марина (мужу). А потом мы вернулись в ту кладовку. На следующий день. Крались на цыпочках, замирая от ужаса… (Пауза).

Ведьма лежала на боку…

Миша . Её, наверно, мышь уронила. Или кошка.

Марина. Но мы ведь этого не знали… Я думала, она только затаилась… и сейчас начнёт ползти к нам… мне казалось, что уже ползёт – и вот-вот…

Родион (зажимая уши, кричит). Хватит! Хватит! Хватит с меня всего этого! (Тише.) И я не понимаю, в конце концов, при чём тут эти Маринкины самоубийцы?

Миша . И я – не понимаю… (Удивлённо, Марине). Марих, а почему ты вдруг, ни с того ни с сего, стала втюхивать нам про Лоскудрину Иванну? Что-то не сходится…

Марина. Всё сходится. Это вы пока ничего не понимаете. А я всё время пытаюсь рассказать вам о Марии. Всё это связано с Марией Вечорой.

Родион. Что, и это пугало? Эта ваша детская Лохудрина на палке?!

Марина. Да. (Пауза.) Я попробую объяснить. Только сидите тихо и не перебивайте.

Марина встаёт, укладывает «Лоскудрину Иванну» на диван, на своё спальное место, поправляет её халат, отходит, смотрит на неё.

Когда Марию и Рудольфа нашли, оказалось, что они оставили предсмертные записки. Рудольф написал матери-императрице, этой Сисси… и даже нелюбимой жене, с которой давно не жил…

Мария же оставила записку для своей подруги, графини Лариш – той самой, что познакомила её с принцем.

Ну и для матери тоже… тоже, конечно… (Пауза.) Её несчастная мать страшно волновалась, когда Мария исчезла из дому – искала её, несколько раз прибегала во дворец, видимо, о чём-то догадывалась… но ничего не смогла узнать, ничего.

А Марии в это время уже не было… Мария уже написала ей в последней записке, что уходит из-за любви и что в смерти будет счастливее, чем в жизни. А в конце сделала странную приписку: «Братфиш насвистывал так красиво…» (Задумывается.)

Миша . Что, этот рыбий брат ещё им и свистел? (Ухмыляясь.) Интересно, и что же он насвистел?

Марина. Не знаю… Я много об этом думала… Он же был простой кучер. Наверно, насвистывал, когда вёз их в карете… Какую-нибудь песенку. Вёз их на смерть – и не знал, только погонял лошадей... И они мчались… (Пауза.) Мария представляла, что их с Рудольфом похоронят вместе… вместе навсегда.

Родион. Серьёзно? Свихнутого наследного принца – и его любовницу?! Детский сад…

Марина. Ты говоришь, как тот папочка-император! Когда он узнал… когда ему обо всём доложили, он велел спрятать тело Марии, и даже не упоминать её имени никогда. Никогда, чтобы никто не знал о ней – что она умерла, что вместе с принцем умерла…

Родион (резко). …что им же и убита.

Марина. Она думала, когда найдут их мёртвые тела – поймут, как велика была их любовь, как огромна… Такая любовь, перед которой всё меркнет, и земные правила уже неважны, и условности отступают, и все молча склоняют головы… И что им судья только Бог. А вместо этого… объявили, что Рудольф умер от сердечного приступа, а тело Марии два дня пролежало спрятанное в Майерлинге… в бельевой корзине.

Миша . Иди ты! А потом?

Марина. Я читала: когда спешно хоронили Рудольфа, она всё ещё лежала там, в Майерлинге, всеми позабытая, холодная. Позже за ней приехали её родные дяди, их фамилия была Балтацци… забавная фамилия, правда? В их жилах текла венгерская кровь.

И они смыли кровь с лица Марии…

Миша . Видишь, Родче? Кровь всё-таки была.

Марина. … а потом… потом вывели её из замка и посадили в карету.

Родион. Как – вывели? Погоди! Мёртвую – вывели?!

Миша . Класс! Класс!

Марина. Да, мёртвую. Но они-то делали вид, что она живая. Чтобы не поползли слухи – чтобы слуги ни о чём не догадались…

Миша . Можно подумать, что слуги там полные идиоты!

Марина поднимает с кровати Лоскудрину Иванну, подносит её к мужу и манит рукой Мишу. Миша встаёт рядом с Родионом, а Марина, прячась сзади, за палку держит чучело между мужчинами.

Марина. Они зажали её плечами, вот так вот… и повели. И, наверно, как-то ещё поддерживали…

Миша подхватывает пустой рукав халата, точно держит чучело под руку.

Взглянув на него, Родион делает то же.

Втроём они торжественно обходят вокруг кровати с Лоскудриной Иванной.

А потом посадили её в карету.

Марина усаживается с чучелом на край кровати. Миша садится рядом.

На ней было красивое зелёное платье, то самое, в котором она приехала к своему любимому, ещё тёплая и живая. Её усадили в карету, а чтобы она не упала, к её спине заранее привязали палку от швабры. К спине мёртвой прекрасной девушки – палку от чёртовой швабры!

Миша . И у них тоже получилась своя Лоскудрина Иванна… Так вот ты о чём…

Марина. Понимаете теперь?!

Родион (передёргиваясь). Кошмарная семейка!

Миша . А потом? Потом?

Пауза.

Марина. Потом её повезли на кладбище, хоронить...

Родион. Хоронить?!

Миша . Вот так, в карете?!

Марина. В том-то и дело... (Вскакивает, бросая чучело на диван.) Понимаете? Она была влюблена, она бросила дом, семью, всё, потому что верила! Примчалась к нему, к Рудольфу – чтобы умереть. Но только – вместе, вместе! Вместе – именно это было важно... А её запихнули в корзину, как тряпку, как хлам, как грязное бельё, и она валялась там, точно никому не нужная кукла, чучело! Точно Лоскудрина Иванна, уроненная в кладовке случайной крысой... И это её дяди, её родные дяди, которые наверняка держали её на руках, дарили ей игрушки, конфеты, видели, как она растёт, хорошеет... любовались, гордились ею...

чтоб потом она выросла, влюбилась, во всём доверилась своему принцу – ждала от него чего-то особенного, небывалого... высокого, сильного, огромного... И смело шагнула вместе с ним в смерть, в неизвестность. (Пауза.) А любящие дяди привязали к ней палку (вскидывает чучело) и поволокли в огород...

Родион. Ты хотела сказать – на кладбище?

Марина. Ну да, на кладбище, да… Какая разница? Зарыть в грядку.

Миша (Марине). А что ещё им оставалось делать, скажи? Надо же было как-то разрулить криминальную ситуацию, хм… без большого скандала. Тогда чёрный пиар был ещё не в моде, тогда всё это важно было – доброе имя, семейная честь. И ещё религия, вера. И суицид не был в моде, церковь могла и не похоронить самоубийц по-христиански. Да и с властями не поспоришь, один чёрт, граф ты или барон. Родственники-то были живы, им-то нужно было продолжать жить. Тем более, у Марии оставались ещё мать и сестра, не знаю... Она же о них не подумала.. каково им будет, когда она…

Родион. В такие минуты о других не думаешь… в тебе говорит только твоё отчаяние… (Отбирая у Марины чучело.) Ты слишком волнуешься, Марин! У тебя лицо горит. Так нельзя. Ну-ка – сядь, успокойся, попей водички. (Протягивает Марине стакан с недопитым соком.)

Марина садится, пьёт сок, удивлённо поглядывая на Родиона.

Миша . Да, Маринк, Родче прав. В конце концов, это давно было... и ещё неизвестно, как было… и было ли. В интернете всякого вранья – ого-го! Горы вранья… (Пауза.) А её всё-таки похоронили тогда – или как?

Марина. Да. Я нашла фотографии её могилы. Это произошло в каком-то дальнем монастыре, в полночь. Полицейский, которому было поручено проследить за тайными похоронами, ждал на кладбище. Он ждал катафалка с гробом, а тут подъехала карета... Дверь открылась – и он замер от ужаса: внутри сидела Мария. Только совсем мёртвая...

Миша . Жуть… Хотели, как лучше…

Родион. Бросьте вы это! Может, это теперь всё напридумывали, чтобы покошмарней казалось, нервишки сетевым маньякам пощекотать. Тайна, любовь, романтическая смерть! Всё могло быть совсем не так. В жизни всё банально, нелепо и… случайно. Может, они просто поругались, и он её нечаянно укокошил. А потом понял, что влип по-крупному, что даже психанутому принцу такое с рук не сойдёт – и покончил с собой. Стрельнул в себя – и конец.

Марина. Нет, Родче, ты неправ. А предсмертные записки?

Родион. Ну, принц их все и написал. Потом, после смерти Марии. Подделал, чтобы замести следы.

Миша садится на диван с ноутбуком, что-то ищет в сети.

Марина. Этого не может быть. Родные должны были отличить почерк Марии.

Родион. А ты эти записки видела, Марин, а? Может, они все одним его почерком и написаны… Типа – тоже Мария попросила написать. Так же, как и стрельнуть себе в голову. Разве можно любимой девушке в чём-то отказать?

Марина. Нет, постой… А кольцо? Она же носила его кольцо, помнишь? «Любовью соединены насмерть» – и о дне смерти заранее условились...

Родион. Это так в интернете пишут, понимаешь? Это всё чьи-то россказни, слова, буквы. Много букв, которые складываются в гигабайты чуши… И ты им веришь. И другие наивно верят. А как проверить? Как узнать, чт`о там, по ту сторону этого чёртового монитора? Публикаторов искать? Или за границу ехать, в архивах копошиться? Так жизни не хватит весь интернет проверять. Да тебя никто туда и не пустит, в эти архивы. Всех пускать… Выбрось ты всё это из головы, Марин. Ребята, давайте спать, а?

Миша (уставясь в монитор). Вот! Нашёл! На записках-то был почерк Марии, верняк, но это неважно… Есть убойная версия, что Мария была беременна… и умерла она от последствий криминального аборта.

Марина. Боже… Гадость какая… Ну как так можно, как?!

Родион. А что? По крайней мере логично, вполне вероятная вещь. Тогда с контрацептивами точно была напряжёнка, а внебрачные дети – это всегда скандал. Особенно для принца, для наследника. Полагаю, это был его ребёнок? Или нет?

Миша . Ну… Тут вот пишут, что у юной девушки были любовники и до принца. Похоже, очень бойкая девушка была.

Марина. Как вы можете, как? Это не смешно, это гадко! Как можно такое писать? Как можно печатать эти сплетни, эти мерзкие измышления? Как можно без спросу публиковать чужие письма, личные письма, только для одного близкого человека написанные, бессовестно лезть в чужую жизнь? О чём они думают? Письма писателей, письма художников, учёных – все их читают, обсасывают, скабрёзно хихикают, потирая руки, трясут чужое бельё… Неужели заняться больше нечем? Люди сделали сплетни о знаменитостях своей профессией – с умным видом пишут об этом статьи, книги, диссертации – целые тома… А кто дал им это право? Неужели, перед смертью нужно всё сжигать, всё рвать в мелкие клочья, всю свою жизнь? А если смерть застигнет тебя внезапно? (Пауза.) Это нечестно. Мёртвые не могут оправдаться. Да и почему они должны в чём-то оправдываться? Они жили как жили… Проживали свою единственную жизнь день за днём, изнутри, не напоказ, не для историков… А теперь её пережёвывают снаружи.

Миша . Но ведь и ты читала про Марию. Не отмазывайся: читала сплетни о ней, читала её личные записки.

Марина. Да читала… Потому что это вот здесь (указывает на ноутбук) написано, это вот здесь опубликовано. Я же не искала этого нарочно, я даже об этом не знала ничего… Как уберечься, когда тебе подсовывают информацию прямо под самый нос? Вот такими вот здоровенными буквами? (Пауза.) Я раньше не думала о Марии. А теперь – не могу о ней не думать: эта история стала частью меня, она меня точно на бегу остановила. Почему раньше жили вот так, любили вот так – жизнь за жизнь…

Миша (глядя в монитор). Буквально – насмерть.

Марина. А теперь… Мы что, измельчали что ли? Не можем любить в полную душу, стесняемся своих чувств, что ли… Да и самого слова любовь стесняемся – почему? Почему они могли – а мы нет? Мне нужно было срочно с кем-то поговорить об этом… чтобы вместе понять… А вы повторяете всякие сплетни и словно топчете ногами Марию, её любовь, её жизнь… даже её смерть… (Пауза.) Да вы сами же только что говорили, что в Интернете всему верить нельзя!

Родион. И не только в Интернете – нигде нельзя. Вообще – нельзя.

Марина. А сами готовы верить первой же гадости, потому что она кажется вам логичнее правды! (Взволнованно ходит по комнате.) Да взгляните на Марию, в её лицо!

Родион. Ну личико, ну – хорошенькое. Тем больше причин быть настороже…

Марина. А я в лице вижу душу – любящую, страстную, открытую миру, любопытную…

Родион. Вот именно – любопытную. Только чересчур… Ты добрая, Марин. И весь мир хочешь видеть таким – добрым, чистым. А мир, он… он лживый, изворотливый. Он жестокий. И всё время пытается казаться не тем, что есть! А ты на это ловишься.

Марина. Нет… не знаю, Родь… Мне так не кажется. По-моему – мир просто запутанный, как клубок. Он не плохой и не хороший – он разный. И мы все тоже тянем с разных сторон за разные ниточки. Я вот потянула за ниточку Марии…

Миша (глядя на монитор). …и размоталась весьма неожиданная инфа! Представляете, тут пишут, что никакого аборта не было! Вообще ничего не было… и не могло быть: наш Рудольф был импотент – из-за плохо залеченной венерической болезни. Ну, последствия бурной молодости, сами понимаете. И Марию пристрелил… э-э-э… прости, Марин! прости – я знаю, тебе это не понравится… В общем, именно потому что дал слабину по мужской части.

Долгая пауза.

Родион. Да-а-а… Ты знаешь, Миш, Маринка в чём-то права: это перебор. Это даже для меня как-то… чересчур. Как-то после этого становится… вконец тошно. Говорил я вам, говорил, как чувствовал: не надо было в этом во всём копаться! Не надо.

Миша . Как говорится: это Интернет, детка, здесь могут запросто послать на…хм… очень далеко.

Марина. Это не Интернет – это мы. Это мы стали такие. Интернет что? Тексты, картинки, значки, символы. Проекция наших мыслей, сеть между головами. Просто свалка того, что гнездится в наших башках. Главное – что мы в него вносим и какой мы в нём делаем выбор… Только это важно. (Пауза. Родиону.) Ты говоришь, я доверчивая? Да, я доверяю, но не другим, нет. Я доверяю себе, своей интуиции… своему сердцу. Это оно мне подсказывает, кому и чему можно верить. И наверно я буду ошибаться… может быть, много ошибаться… но я от этого не отступлю. Моё сердце выбирает единственную Марию, настоящую – искреннюю, и тоже безгранично доверчивую … И я же не одна такая – об их любви многие до сих пор думают, пишут… кино снимают… и даже поставили целый балет!

Миша (не поднимая головы, с лёгкой иронией). А также хитовый мюзикл, «Рудольф» называется. Вот тут сайтик, видите – тыц!

(Клацает мышкой.)

Марина (ошеломлённо). Мюзикл? (Пауза.) Что ж, пусть… пусть даже мюзикл. Лучше мюзикл о такой любви, чем любовные sms-ки, скопированные с сайта для идиотов. Пусть хоть так помнят про Марию… с такой любовью и такой верой шагнувшую в смерть…

Родион (нервно). Ты красиво об этом говоришь, Марин. Но не так-то это легко – шагнуть туда… в смерть. (Пауза.) Я пробовал однажды…

Марина. Ты?! Ты мне никогда не… (Хватает мужа за руку.)

Родион. А что зря болтать… о таком? Это было давно, тогда я тебя ещё не знал… я даже сам почти забыл… и всё это теперь кажется мне ненастоящим. (Осуждающе.) Но вы это из меня это вытрясли!

Марина. Но почему… как это было?

Родион. Как? Как… (Пауза.) Я открыл окно, влез на подоконник… я тогда в старом доме жил, там были очень высокие окна… четвёртый этаж. Я встал, распрямился, посмотрел вниз, во двор… ещё бы шаг – и…

Миша . И?

Родион. …и зазвонил телефон. Просто – зазвонил. Но я вздрогнул, меня качнуло вперёд… всего одно мгновение – хлестнуло ветром по щеке, голова закружилась, потянуло вниз – мне казалось, я уже падаю, сейчас меня вмажет в асфальт… Но это упал мой тапок. Клетчатый, с левой ноги… Я отчаянно вцепился в раму… думал, она сейчас оторвётся, так она трещала. Рама старая была, чёрти какого века… но она выдержала.

Потом я спрыгнул в комнату и…

Марина. …и?

Родион. …и снял трубку. Представляете? Подбежал к телефону и схватил эту чёртову трубку, идиот.

Миша . И кто звонил?

Родион. Какой-то пьяный болван. Просто ошибся номером. (Пауза.) Он спас мне жизнь, представляете… И даже не узнал об этом. Никогда не узнает… (Пауза.)

Марина. Но… но как же… И что ты делал потом… после?

Родион. Пошёл на кухню, съел кусок колбасы… потом меня вывернуло… простите... Меня всего трясло, колотило. Знаете, я вдруг очень остро почувствовал, что я жив, что я есть… вот сейчас есть… вот тут и вот сейчас… Потом я умылся, долго лил воду на голову… потом выпил рюмку водки, лёг…

Миша (язвительно). …и умер.

Родион. …и заснул. Утром нужно было на работу.

Миша . Логично, Родче! Логично. Если уж не в морг… и не в ад – так, в реале, на работу. Третьего современному человеку не дано.

Марина (обнимая мужа, Мише). Как ты можешь? Как?

Марина. А он, смертник чёртов? А он?! Нашёл себе, понимаешь, занятие – с подоконников летать! Прыжки… с парашюта.

Родион. У меня… у меня были причины…

Миша . Нет таких причин, Родче! Нет их. И не бывает. Ты ведь не умереть хотел, ты ведь просто смыться отсюда хотел, как… как прогульщик со скучного урока. Признайся, разве нет? И у Марии этой, дуры несчастной, не было таких причин. Просто она ещё глупая была, башка романтической ерундой забита. А принц – вообще, псих… или клинический дурак. (Пауза.) До них не доходило! Они думали, что это им будет как в театре – как бы не навсегда, не всерьёз…Так вот взять и смыться в другое измерение ненадолго… ну… как спрятаться в потайную комнату… или в кладовку. Им казалось, что они смогут запросто вернуться – пожалуйста, в любой момент! Вот так выкинуть что-то небывалое – наотмашь, чтобы у всех вокруг челюсти поотвисли… как рвануть бомбочку, к примеру… а потом затаиться под лестницей и понаблюдать, как бабахнуло… и как все визжат. А вместо этого – ничего. Нет, почему? Мюзикл и балет.

Родион. Что ты в этом понимаешь?

Миша . Кое-что понимаю. Я много думал об этом… (Пауза.) Я бы даже сказал – понимаю немало… но знаю, что сейчас прозвучит глупо… и вы мне не поверите.

Марина. Конечно, не поверим.

Миша . И я бы на вашем месте мне не поверил. Да ладно, оставим всё это… как говорится: замнём, для ясности… А то мы уже зарылись так, что до рассвета не откопаться.

Марина. Нет уж, теперь договаривай! Лучше знать наверняка… чем мучиться догадками. На что это ты намекаешь? Ты… (взволнованно) ты что, тоже… ты… как Родя…

Миша . Нет. Я – нет. Я не Родя. (Пауза.) Но у меня тоже есть кое-какой собственный опыт…. по этой части.

Марина (Мише). У тебя? У тебя?! (Испуганно.) Откуда, господи, Миша?

Миша (Марине). Не волнуйся – сядь, тыквочка. Чего ты позеленела, как недозрелая? Видишь, всё хорошо, я жив. У меня нет врождённой склонности к суициду. Видимо, на подсознательном уровне я хорошо помню, что пришёл в этот мир дорогой ценой…ценой другой жизни, маминой. Такими вещами не бросаются! Нет, то, о чём я говорил… это было не со мной… Хотя и со мной, в общем-то… (Пауза.) Ладно, забудем.

Марина (садясь). Ну, мужички… с вами не соскучишься.

Родион (жене). И с тобой, и с тобой тоже! Кто всю эту кашу заварил, Марин, а? Я же предупреждал, я просил, уговаривал! Тебе вот-вот детей рожать, а потом их воспитывать, а ты тут по ночам страшилками нас травишь.

Марина. Ну и что? Что плохого в страшилках? Их все любят, особенно – дети. И потом – у меня ещё нет родительского опыта… совсем никакого. Я думаю, как только дети появятся… всё изменится… (Пауза.) Но временами мне бывает немножко страшно… сразу двое, всё-таки…

Миша . Ничего, Марих, не боись! Ты тоже не одна, поможем. У Родче уже есть опыт по детской части.

Марина (Мише). Ты о чём? (Переводит удивлённый взгляд на мужа.) Он о чём?

Родион (Мише). По башке хочешь? Так я всегда пожалуйста.

Миша . Родче, я… я скотина. Прости, я нечаянно ляпнул…

Марина (мужу). Родь, что… это… это правда? У тебя уже есть дети?

Родион. Были. Была семья, были и дети. (Пауза.)

Марина (мужу). Что значит – «были»? Как это – «были»? Дети не могут – «быть», они или есть, или – нет. Дети – это навсегда. Ты что… ты их оставил, Родь?

Родион (Марине.) Это не то, не то, что ты думаешь, нет… не так всё.

Миша (привставая). Может, мне уйти? А то я чувствую себя свиньёй, причём совершенно лишней здесь свиньёй. А вы спокойно поговорите о глубоко личном…

Родион (Мише). Нет уж. Теперь сиди, родственничек. Я два раза это рассказывать не буду. (Марине.) Понимаешь… это не мои дети… неродные. (Пауза.) Это были дети моей жены. Но мне тогда казалось, что они стали моими.

Марина (мужу). Ты никогда не говорил о… о другой жене…

Родион. Да мы, собственно, и женаты не были. Женаты – не женаты… какая разница, когда люди живут в одном доме, когда они – семья? Мы с ней работали вместе, она немного старше была, такая энергичная, уверенная. Вместе обедали в кафе, потом сходили в кино пару раз, потом в ночной клуб, потом… потом закрутилось, и она переехала жить ко мне. Я тогда снимал квартиру в центре… и она как-то так сразу переехала, насовсем… (Пауза.) А через неделю оказалось, что у неё есть дети. Двое детей, два маленьких мальчика – три годика и два.

Марина (мужу). И где же она их от тебя прятала?

Родион. У своей матери. Она их не прятала, просто она о них молчала, а они у своей бабушки жили. Я сначала испугался – сразу двое детей, что мне с ними делать? Я совсем зелёный был… Но когда их увидел… такие маленькие два, один всё время палец сосал: заковылял ко мне, обнял мою ногу и попросился на ручки…

Марина (мужу). И?

Родион. И мы стали жить вчетвером. Знаете, если бы мне раньше сказали… я никогда бы не поверил, что это так здорово! Я вдруг впервые почувствовал себя большим, взрослым и очень нужным. И ещё… только не смейтесь…

Миша . Ну?

Родион. И очень умным.

Миша . Кто б сомневался, Родче!

Родион (треплет его по волосам). Затихни, остряк! Оказалось, что я знаю столько вещей, о которых эти малыши не имеют ни малейшего представления! Я мог рассказывать обо всём… читать им книжки, складывать для них бумажные самолётики, рисовать какие-то дурацкие картинки, которые вызывали у них бешеный восторг – каких-то кривых слоников и хромоногих собачек… вырезать всё это из бумаги игрушечными пластмассовыми ножницами. Я гулял с малышами, играл в снежки – и, не знаю… я точно стал вдруг меньше ростом. Вся эта ерунда под ногами – эти цветные осколки, камешки, жуки – всё это сделалось вдруг важным и жутко интересным. Я даже научился варить манную кашу, и, когда они болели, кормить с ложечки… Моя жизнь наполнилась до краёв! Это продолжалось долго, целых два года, мне казалось, теперь так будет всегда. И тут… (Замолкает.)

Марина (нервно поглаживая живот). Господи… Случилось что-то страшное?

Миша . Родче, не молчи. Видишь, Маринка как волнуется?

Родион. Сейчас… сейчас. Нет, ничего страшного… Не волнуйся, Мариш – никто не умер. Просто она ушла. Я должен был догадаться раньше: она задерживалась по вечерам, говорила, что ходит в кино с подругами… Но я был как слепой! Мне казалось, что через детей у нас образовалась такая прочная связь… неразрывная. И однажды я пришёл с работы – а дом пуст. Сначала я думал, они у своей бабушки. Потом заметил, что на привычных местах нет многих вещей – игрушек, посуды, книг… только рисунки на стене – те, что рисовал старший… Их мама опять нашла другого папу. И забрала всё своё имущество… тапки-шляпки… детей.

Марина. Но что же она сказала детям? Ты же стал для них отцом…

Родион. Что? Не знаю – что. Сказала, что теперь их папой будет Дед Мороз, который станет катать их на блестящей машинке и дарить много-много чупа-чупсов. Она уволилась с работы, и я больше её не видел. (Пауза.) Знаете, я всё не мог поверить: мне казалось, что это ошибка, что это затянувшийся сон, кошмар, что она одумается… Ведь мы были семьёй, это было, было на самом деле! Потом долго, приходя с работы, я отпирал дверь с бьющимся сердцем, надеясь… Но ничего не менялось. Только тишина, тени по углам… и я не знал, что с собой делать дальше… Всё потеряло смысл, мир точно съёжился. И однажды…

Миша . Мы поняли, поняли, Родче… Тебя спас какой-то богоизбранный алкоголик, ага.

Марина (прижимаясь к мужу). Ты больше не один… не один… Скоро нас будет ещё больше.

Миша . Тебе крупно повезло, Родче… Не всем чёртовым самоубийцам так везёт…

Марина. Миш, не надо…

Родион. Нет, не останавливай его. Пусть... Я, наверно, это заслужил. (Мише.) И кстати: теперь твоя очередь каяться.

Миша (с усмешкой). А ты злой, Родче! Око за око, зуб за кариес, ага? (Пауза.) Ладно, чего уж там, попробую…

Марина. Ребята, может, действительно хватит? Мне кажется, мы слишком далеко зашли.

Родион (жене). А, теперь и тебе так кажется? Что же ты раньше не слушала меня?

Миша (сестре). Брось, Маринк, всё нормально! Ты не волнуйся, ты приляг. В конце концов – это по-честному. (Пауза.) Скажи – ты помнишь Лизу? Ну, из школы, из параллельного класса?

Марина (неуверенно). Помню, да… вроде бы… Это такая… (показывает) с кудряшками.

Миша . С кудряшками не она была, с кудряшками – это Катька. А у Лизы были прямые волосы, очень прямые, блестящие… как шёлк. И тёмные. Лиза, ну? Скрипачка…

Марина. Что же ты сразу не сказал? Скрипачка, ну да, конечно! Из 11-го «Б». С таким некрасивым красным пятном на шее. Но ведь…

Миша . Это не пятно – это от скрипки мозоль. Она очень много занималась: её родичи просто бредили идеей сделать из неё знаменитость. Видимо, сильно комплексовали на свой собственный счёт, хотели прогреметь в потомстве.

Родион. А она не хотела… прогреметь?

Миша . Не знаю, по-моему ей было всё равно.

Родион. Она хорошо играла?

Миша . Не знаю… Мне казалось – зд`орово. Я услышал её как-то на школьном концерте… и потом уже ни одного концерта не пропускал. Не знаю, понимала ли она сама, как играет. Мне кажется – нет, мне кажется – она просто пилила и пилила себе много лет, пилила по много часов, буквально на выживание. Родители устроили ей такую жизнь – и она так жила, не заморачиваясь. И все были довольны. Пока она не втюрилась в Витьку. Тут она обо всём забыла – и о родителях, и о своей музыкальной каторге.

Марина. В Витьку все были влюблены.

Миша . И ты, Маринк? Что, серьёзно?

Марина (улыбаясь). Ну так… чуточку… поиграть. Он же был страшно глупый.

Миша . Глупый?! Не то слово – полный дебил! А она по нему просто с ума сходила…

Марина. Лиза? Надо же, я не знала… (Пауза.) Миш, но ведь она умерла. Об этом все тогда говорили… С ней случилось что-то ужасное, я подробностей не помню… авария, кажется… или несчастный случай…

Миша . Родители всем так и сказали: несчастный случай, да. Это я им посоветовал так сказать.

Марина. Ты – посоветовал? Её родителям?!

Миша . На них жалко смотреть было, особенно – на мать: она не понимала нифига, глаза блуждали, точно она Лизу везде искала. Её здорово тогда стукнуло… (Родиону.) Как тебя, Родче. Я думаю, её жизнь тоже потеряла смысл…

Марина. Но почему её родители послушались тебя, какого-то чужого мальчишку?

Миша . Потому что нам не удалось спасти Лизу… сохранить ей жизнь. Нам с ними вместе не удалось. И для них было бы лучше, чтобы это действительно оказался несчастный случай…

Марина. То что ты говоришь, Миш, просто ужасно… И зачем врать? Если человек умер – какая потом разница…

Миша . Большая, Маринк, очень большая. Они и так грызли себя вопросами – "как? почему? За что? Что я сделал не так? Кто виноват?" Не хватало, чтобы этими вопросами их ещё и другие грызли… таких охотников всегда более, чем достаточно. А знаешь, чего они боялись на самом деле? Чего они боялись больше всего? (Пауза.) Они боялись узнать, что Лиза это сделала из-за них… чтобы выйти из-под их контроля.

Марина. Ты думаешь… Нет, ну они же думали, что заботятся о ней, о её будущем.

Миша . Конечно, они думали, что так думают. А где-то в подкорке… они знали, что взяли её жизнь под контроль. Все родители пытаются это сделать, потому что считают детей частью себя… или даже своим имуществом. Вот увидишь, Маринк, вот увидишь…

Марина. Я… я не буду, нет. (Гладит свой живот.) Я их буду любить. А любовь – это свобода.

Миша . Где свобода – там и контроль. Как инь и янь, как плюс и минус. Вот этот принц твой… Рудольф…

Родион. Ну вот, опять… Мишк, ну хоть ты не начинай снова!

Миша . Этот Рудольф тоже решил сбежать – выйти из-под контроля. Ещё бы – папаша-император, мамаша-император… все любят, все гордятся, все из него будущего императора лепят. И ещё жена, которой тоже до смерти охота стать императрицей.

И тут он – фьюить! – и показывает им всем кукиш.

Марина. Погоди… А как же Мария?

Миша (Марине). Мария-Мария… Что Мария? Я там прочёл (кивает на ноутбук), не хотел тебя расстраивать… да что уж теперь. Он раньше и другим своим девушкам предлагал ту же сказочку про любовь и смерть. Тот же суицидный сценарий.

Только они не купились, не вошли с ним в долю. (Пауза.) Думаю, ему просто было страшно одному на такое решиться, может, он боялся струсить в последний момент. А с компаньоном – слово держит. И ещё хотелось всё обставить красиво, чтобы самому поверить, что в этом есть высший смысл. Тут Мария и подвернулась кстати…

Марина. Не говори так, Миша. Нет, она… она любила, Миш, я знаю… и она ему верила. На такое можно было пойти только от сильной любви.

Миша . Или от глупости.

Родион. Любовь и есть глупость. По себе могу сказать: мы от неё глупеем, это точно…

Марина. Но глупость… Какой же это контроль?

Миша . Конечно, глупея, теряешь контроль над своей жизнью. И тем сильнее хочется взять под контроль жизнь любимых… И даже их смерть.

Марина. И даже их смерть? Как?

Миша (сестре). Как в случае с твоей Марией. Ей, наверно, умирать тоже было страшно… Но она знала, что уводит его с собой, понимаешь?

Марина. Или он её…

Родион (Мише). Но ты ведь не закончил про Лизу. Зачем ты велел её родителям врать?

Миша . Они лишились всего, Родче. Не рассказывать же всем налево и направо, что это из-за какого-то Витьки-кретина их дорогая гениальная единственная дочка…

Марина (Мише). Из-за Витьки?! Ты уверен, что это было из-за Витьки?

Миша . Я точно знаю. Она его возле дома каждый день караулила, следом за ним бегала, записки писала… Целые длинные письма… В них были даже стихи. Очень дурацкие…

Марина. Почём ты знаешь? Ты что? Ты что, читал эти письма… Миша?

Миша (Марине). Не делай такие глаза. Да, читал. Не все, конечно. Некоторые, иногда… не мог удержаться… Должен же я был знать, чёрт возьми, что передаю от неё этому кретину!

Марина. Ты их передавал?! Ему? Эти записки? Но ведь ты… Зачем?

Родион. По-моему – и так понятно зачем… и почему…

Миша . Вот Родче меня понимает! А тогда мне и самому было ничего не понятно. Она просила… наверно чувствовала, что я ни в чём не смогу ей отказать, и ей было всё равно, почему именно я не смогу. Просила – и я передавал. А мне, видимо, казалось, что так я становлюсь к ней ближе… и смогу потихоньку отвлечь её от этого Витьки. Он ведь тупой был до ужаса.

Марина. Зато стильный. Такие девчонкам нравятся.

Миша . Урод, каких мало. Моральный урод…

Марина. Ты ему завидуешь, Мишук.

Миша . Я?!

Марина. Удачливым соперникам всегда завидуют…

Миша . Удачливым? Маринк, что ты несёшь? Да он не был мне соперником. Ему Лиза была до лампочки. Он сам от неё бегал: считал что она свихнутая, да и я с ней заодно. И письма рвал сразу, не читая. Вместе со стихами и всей её невозможной любовью.

Марина. Она знала?

Миша . Я что, дурак был, такое рассказывать? Я ей не говорил, я щадил её самолюбие.

Родион. Зря.

Миша . Может, и зря… Она бы мне всё равно не поверила: она насчёт Витьки страшно упёртая была. Думаю, ей казалось, что Витька этот – что-то вроде заколдованного принца, и вся его грубость и тупость – это ненастоящее, это маска. Что это всё от колдовства. И была уверена, что её письма совершат с ним чудо, и в один прекрасный день… Как в кино – красавица и чудовище. А Витька над ней смеялся… Мы с ним даже дрались… Смешно!

Родион. И что?

Миша . И ничего. Он подбил мне глаз и расколотил губу. Но и ему тоже от меня кое-что перепало…

Марина. Господи… А я-то где была?

Миша (Марине). Это было летом, ты была в деревне, у тётки. Тебе тогда вздумалось стать художницей, и ты как раз умотала на пленер – этюды мазать…

Марина (Мише). Да-а-а… И ты тут как раз болтался один… Да меня и не было-то всего месяц!

Миша . Месяц, год – какая разница?

Родион. И… и как всё это кончилось? С Лизой?

Миша . Как? А так… Однажды меня прорвало. Она попросила отнести очередное письмо – после драки, вот прямо сразу же.

Родион. Она знала? Ну, о причинах драки?

Миша . Конечно нет. Я соврал тогда что-то… Впрочем, она и не допытывалась. В общем, она приготовила очередное письмо, а я сказал, что больше не пойду. Вот тогда я всё и выложил: что Витька – идиот, что не любит её, что над ней смеётся... И про письма, и про драку под конец – всё. Я-то верил, что поступаю как герой, что это подвиг, как в кино прямо – наконец-то взять и сказать ей всё. Потому что правда важнее всего… идиот… Потом я понял, что был такой же, как она… я тоже верил, что Лиза от этой внезапной правды мигом расколдуется: всё вдруг поймёт, оценит моё благородство – и плюнет на Витьку. А она не хотела ничего слышать, не хотела ничего понимать, ей не нужна была моя неудобная правда, ей нужен был только этот жлоб Витька… и она к нему сама побежала…

Родион. Дура.

Марина. Глупышка, бедненькая, зачем? И?

Миша . И он её послал… Здорово послал, наверное, окончательно, потому что вернулась она вся бледная, с сумасшедшими глазами. Я её возле дома караулил – а она меня даже не заметила. Промчалась мимо, влетела в подъезд. Я бежал следом, кричал, чтоб подождала, но она хлопнула дверью – и всё. Я звонил в квартиру, стучал… Её родители были на работе, я дозвонился до матери, она мне не поверила, но всё-таки приехала через час. А было поздно… Лиза уже… Видимо ей захотелось взорвать свою бомбочку, хорошенько бабахнуть, чтобы произвести на Витьку неизгладимое впечатление…

Марина (Мише). Что ты имеешь в виду?

Родион. Кажется, я понимаю… (Мише.) Она тоже влезла на подоконник?

Миша . В общем, да. Она наглоталась каких-то таблеток, нашла у матери… съела сразу целую банку. Она тоже думала, что это не навсегда… Невозможно ведь представить тут, у себя внутри, что тебя может не стать вообще… что тебя может не быть нигде… Тебя, тебя-то! Невозможно… Она думала, наверно, что заснёт, что Витька завоет от горя, всё поймёт, оценит её неземную любовь, начнёт по ней тосковать. Тут в мелодраме сменится кадр, тут она вылезет из-под лестницы… или из чулана – и начнётся новая жизнь, счастливая, с хэппи-эндом и расколдованным принцем-Витькой… Но ничего больше не началось… и не начнётся. (Пауза.) В каком-то смысле это действительно был несчастный случай. Один Витька, кажется, всё понял. Он, представьте, потом мне сказал, что всегда считал Лизу свихнутой.

Родион. Возможно, он был прав…

Миша (Родиону, язвительно). Кто бы говорил! Благодари своего алкаша, Родче… Молись на него.

Марина. Не надо, не надо так… Что-то спина разболелась. И голова. Я, пожалуй, действительно прилягу.

Родион (испуганно, помогая ей лечь). Мариш, ты чего? Ты не…

Марина. Нет-нет! – просто устала. Какая трудная выдалась ночь…

Миша . Маринк, ладно, давай-ка, отдыхай. Я к себе пойду. (Родиону, хлопая его по плечу.) Следи за ней, Родче! Хорошенько следи. Сваришь нам утром такого же кофейку?

Родион. Угу.

Марина (брату). Погоди. Ты знаешь, так странно… как я могла не замечать всего этого? Того, что с тобой было? Рядом, совсем рядом – и ничего не видеть… Мне тогда казалось, что ты угрюмый, потому что озабочен другими вещами – ну, что в институт надо обязательно поступить, что армия впереди маячит… Я тогда считала, что ты такой ещё совсем мальчишка… А ты… Какие же мы все слепые. Как же нам не проглядеть друг друга?

Миша (улыбаясь). Давай-ка, Скарлетт, ты подумаешь об этом завтра.

(Уходит.)

Марина. Завтра… Завтра всё может измениться. (Мужу.) Уже завтра у нас с тобой могут родиться дети.

Родион. Два маленьких мальчика.

Марина. Нет, не жадничай – один мальчик. И одна девочка. Я назову её Марией, моей звёздочкой. Звезда вечерняя, печальная звезда…

Родион. Почему – Марией? Марин, неужели ты опять…

Марина. Да. Знаешь, я верю, что всё в мире возвращается, что души ушедших возвращаются на землю. Они опять рождаются… вновь и вновь проходят вереницы жизней. Живут и не помнят, кем раньше были, встречаются – и не узнают друг друга… А может быть – иногда узнают… Представь, вдруг они снова родятся у меня, у нас с тобой как брат и сестра – Мария Вечора и…

Родион. Нет! Нет! Ни за что! Я не хочу, чтобы моего сына звали Рудольфом! (Тише.) Я ненавижу это имя.

Марина. Но – почему?

Родион. Потому. Потому что… (Собравшись с духом.) Это моё имя. Моё настоящее имя.

Марина. Не может быть! Нет, ты серьёзно? Но это же здорово! Это… Понимаешь – это знак. Знак судьбы! (Пауза.) Но ведь ты Родион, я видела в твоём паспорте. У тебя, что – поддельный паспорт? Ты шпион, мой дорогой?

Родион. Нет, что за ерунда, Марин? Я просто сменил имя, вырос – и сменил. Это каждый может, делов-то.

Марина. Зачем? Ну, зачем ты это сделал, а?! Такое имя…

Родион. Если бы ты сама побывала в шкуре Рудольфа – не задавала бы вопросов. Да меня всё детство дразнили, смотрели, как на чокнутого. Ну как можно нормально относиться к человеку с именем Рудольф? Конечно, я избавился от него! Впрочем, это мало кто заметил. Раньше меня звали дурацким именем Рудя, теперь зовут дурацким именем Родя. Лишь бы только не Родечка…

Марина. Тебя звали, как принца… так волшебно… (Потягивается.) Ой! (Сжимается от внезапной боли.)

Родион. Что? Что?!

Марина. Ой… кажется… кажется, теперь точно начинается…

Родион. Всё! Хватит! Хватит с меня этого всего! Я немедленно вызываю скорую!

(Выбегает из комнаты, возвращается с одеждой, начинает одеваться.)

Марина. Подожди! Ещё рано, дети не могут родиться сразу. Нам в консультации говорили, нужно дождаться, чтобы интервалы между схватками стали…

Родион (перебивая). Мало ли, что они говорили! Это же не их дети! Разве можно им всем верить? У тебя же это в первый раз, ты ничего в этом не понимаешь!

Марина. А ты? Разве ты понимаешь?

Родион (бегая по комнате). Не понимаю! Но у тебя же двойня! У нас! А вдруг что-то пойдёт не так? Я слышал, бывают быстрые роды! Я слышал, женщины рожают в трамваях и прямо на улицах! (Хватает мобильник и вылетает в коридор.)

В дверь заглядывает Миша.

Миша (жуя что-то). Чего случилось. Чё с нашим Родионом?

Марина. Он не Родион – он сменил имя. На самом деле его зовут Рудольф, представляешь? Как принца…

Миша . Да? И поэтому он так вопит?

Марина. Нет. Он кричит, потому что вот-вот собирается стать отцом… И ещё он боится, что Рудольф и Мария родятся снова. Родятся сестрой и братом, у нас, у меня, сейчас – понимаешь? Прямо сейчас… Ой! А он не хочет… Ой!

(Замирает от боли.)

Затемнение.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ, короткая

Там же. Миша сидит на краю дивана с ноутбуком, рядом на смятом одеяле разбросана какая-то еда и лежит мобильный телефон.

Миша (жуя, стучит по клавишам и бормочет). Ну и бардак, как вообще комп работал, не понимаю… Сколько хлама, господя-а-а… Так-с… а это мы сюда… а это мы туда… а это мы убьём нафиг, чтоб и духу не … А это… а это – я даже не знаю, что. (Пауза.) Интересно, как там Маринка.

(Хватает мобильник, звонит.)

Ну, давай, Родче, ну… ну, подойди же…

(Бросает мобильник на одеяло.)

Как он там, интересно, наш папочка Рудольф… наверно, давно в отключке от страха…

(Стучит по клавишам и бормочет.)

Зря я этого Родче послушался, зря. Надо было поехать. Хотя, может он и прав: это их семейное дело. Так, что в этой папке у Маринки за файлы? Стихи. И тут стихи – и там стихи… кругом стихи… А это что-то до боли знакомое: (скороговоркой) "хы-хы-хы-хы-хы-хы… летучая гряда… хы-хы-хы-хы-хы-хы… вечерняя звезда…"

Звонит телефон.

Миша хватает мобильник.

Ну? Ну?! Да-а-а?! А два пятьсот – это много или мало? (Улыбаясь.) А вот так, значит… Ну для девочки, конечно… конечно…ну двойня, ага… Хорошо, хорошо, только сразу! Звони сразу! Жду. (Нежно укладывает мобильник на одеяло.)

Девочка у нас родилась… Мария… И теперь очередь за Рудольфом…

(Читает с экрана.)

Редеет облаков летучая гряда.

Звезда печальная, вечерняя звезда!

Твой луч осеребрил увядшие равнины,

И дремлющий залив, и черных скал вершины.

Люблю твой слабый свет в небесной вышине;

Он думы разбудил, уснувшие во мне…

И дева юная во мгле тебя искала

И именем своим подругам называла…